— Какая комиссия?
— Военная комиссия по высылке. Я вам ее покажу. В серьезных случаях, мой дорогой, Америка управляется военными приказами и судебными запрещениями; в остальных случаях — народом.
— Я не знал этого, — сказал Крейн и провел по лбу рукой. — О, иногда мне кажется, что я ничего не знал…
Полковник Чейз, председатель военной комиссии по высылке, встал и расправил красивые усы.
— В графстве Теллер, — сказал полковник, — согласно указу губернатора, находящемся в состоянии волнения и бунта, более двух тысяч человек отказались от своих обычных занятий. На все уверения в том, что эти лица пользуются поддержкой стачечного комитета Западной федерации рудокопов, мы отвечаем: стачечный комитет — это факт, который военные власти могут в лучшем случае игнорировать. Игнорируя же этот факт, военные власти вынуждены всех лиц, которые остались без видимых средств к существованию, рассматривать как бродяг, подлежащих высылке за пределы штата. Дежурный, огласите список задержанных на основании применения схемы ареста бродяг генерала Белла!
Дежурный откашлялся и довольно быстро перечислил около восьмидесяти фамилий.
— Некоторые из этих граждан, сэр, подали заявление о том, что они владеют недвижимым имуществом, сэр, в силу чего не могут считаться бродягами.
— Я полагаю, — сказал полковник Чейз, — и вместе со мной вся комиссия полагает, что заявления частных лиц не могут быть приняты во внимание по вопросу, разрешаемому военной властью. Впрочем… высылка будет отменена в случае согласия арестованных немедленно вернуться на работу. Дежурный, комиссия переходит к очередным делам.
— Рудокоп Джон Смит, вы — член местного союза? — Да.
— В таком случае, вы обвиняетесь в заговоре.
— Почему?
— Потому что по принятому определению заговор есть соединение двух и более лиц для достижения какой-либо преступной или незаконной цели; или же для достижения не преступной и не незаконной цели путем применения преступных или незаконных средств. На основании всего вышеизложенного я приговариваю вас к высылке из этого округа. Не возвращайтесь никогда, потому что с вами может случиться несчастье.
— Том Питc, правда ли, что, проходя мимо вновь прибывших рабочих, вы громко назвали их «скэбами»?
— Конечно.
— И добавили, что «нежные души штрейкбрехеров алчут трех трапез в день, места, где можно поспать, и в особенности охраны?»
— Именно так. Кто когда-либо слышал, сэр, чтобы штрейкбрехер работал?
— Вы будете высланы из округа, потому что судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа, строжайше запрещает поносить, задевать, оскорблять или высмеивать рабочих или служащих истца.
— Джемс Вильсон, находясь под арестом, не говорили ли вы с членом Западной федерации рудокопов?
— Да, говорил.
— Знаете ли вы, что совершили проступок против военного устава?
— Возможно; но человек, с которым я говорил, был мой родной брат Чарльз Вильсон.
— Довольно. Вы сознаетесь. Я приговариваю вас к высылке. При этом я выражаю надежду на то, что никогда в жизни больше вас не увижу.
Полковник Чейз опять встал.
— Внимание! Получен последний судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа.
«Федеральный окружной суд округа Крипл-крик — всем, кого, это может касаться.
Мы запрещаем вам посылать письма и телеграммы, произносить и печатать речи, имеющие целью направлять, побуждать, поощрять каких-либо лиц к совершению одних действий, равно как отклонять, удерживать, отговаривать этих лиц от совершения других действии.
Мы требуем и повелеваем, чтобы настоящее “запрещение” стало обязательным для всех, кого это может касаться после вручения его им, после объявления его им, после расклейки его в пределах данного города.
3 августа 1905 г. по Р. X. и 129 года независимости Соединенных штатов».
— Это четко сформулированное постановление, — сказал полковник, — я с особым удовольствием кладу в основу дальнейших действий военной комиссии по высылке.
— Изумительно… изумительно! — бормотал адвокат Ричардсон, потряхивая длинными волосами. Он стоял рядом с Крейном в толпе, перед ним было военно-судебное зрелище, еще невиданное ни одним адвокатом.
В сумерках Крейн один вышел на улицу. Прохожих почти что не было. Кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты вели рабочих в тюрьму. Еще одна кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты провожали штрейкбрехеров с работы.
— Простите…
Крейн столкнулся с женщиной, почти бежавшей навстречу. Она была в легком платье в этот холодный вечер и только плечи и голову кутала в шаль, как будто знакомую Крейну. Женщина раздвинула концы шали.
— Молли, вы?
Молли еще похудела. Крейн разглядел сухие губы и беспокойные глаза.
— Вы?.. — сказала Молли без всякого оттенка удовольствия, — откуда?
— Прямо из Денвера. И вот… — Крейн развел руками.
— Вы знаете все?
— Несчастие с вашим отцом…
— Это совсем не несчастье, — с неприязнью сказала Молли. — Неужели вам нужно объяснять?.. Это большая радость, что он понял…
На слове «радость» Молли сжала рот, будто удерживая рыдание. Они смотрели друг на друга.
— Крейн, я не знаю… но раз я вас встретила… — И вдруг бесповоротно: — Вы пойдете со мной.
— Молли, куда?
— Молчите. Идите за мной. Молчите. Это страшно важно — то, куда мы идем.